Николай Леонов - Исповедь сыщика [сборник]
Мысль обратиться за помощью к Шалве Гогишвили у сыщика появилась еще на Воробьевых горах, но он ее гнал: уж очень не хотелось вновь пользоваться услугами авторитета уголовного мира. Гуров не любил играть в прятки сам с собой, знал, податься больше не к кому и нечего мучиться, искать оправдания. Однако и готовя нехитрый ужин, и перемыв посуду, он еще долго расхаживал по квартире, прежде чем опустился в кресло и позвонил. Шалва снял трубку сам, низкий голос и акцент спутать было невозможно, но Гуров, предоставляя авторитету возможность от разговора отказаться, сказал:
— Добрый вечер. Извините за поздний звонок. Можно попросить к телефону Шалву Давидовича?
— Спрошу, — прогудел Шалва. — Кто говорит?
— Гуров.
— Лев Иванович? Рад тебя слышать. Не узнал, богатым будешь.
— Я тоже не узнал тебя, Шалва, — солгал Гуров. — Как здоровье жены, детей?
— Спасибо, хорошо живем, дружно. Как твое здоровье?
— Спасибо, Шалва, Бог милует.
— Да, Бог, да, — Шалва зацокал языком. — Но человек должен и сам заботиться о себе. Слышал, ты ушел из ментов, это верно?
— Верно, Шалва, место сменил, работа осталась прежней.
— Плохо, — Шалва вновь зацокал. — Ты не мальчик, дорогой, надо жениться, растить сыновей. Извини, Лев Иванович, совсем старый стал, советы умные даю. Какие заботы у тебя?
— Ты Витьку Жеволуба помнишь? — спросил Гуров.
— Плохой человек, совсем гнилой. — В голосе Шалвы появилась настороженность. — Он в восемьдесят втором моего друга взял, не было ничего, анашу подсунул. Плохой человек. Он из органов ушел, чего спрашиваешь?
— Витька мешает мне, помоги, Шалва.
Авторитет не отвечал. Гуров догадался, что Князь — южане любят красивые клички — понял неправильно, и виноват в этом сам, нарушил паузу:
— Извини, Шалва, я не сыщик, а болван, должен говорить яснее. И ты плохо подумал обо мне, Князь. Я тебя понимаю, раз человек мешает, надо его убрать. Все так, но я имею в виду лишь убрать в сторону, а не ликвидировать.
Шалва громко вздохнул, заговорил весело:
— Эта жизнь нас совсем покалечила! Понимаешь, дорогой, каждый день слышишь о разборках, смертях, мозги вбок пошли. Я за тебя испугался, за себя, старого, испугался, решил, все — поехали. Если такой человек…
— Хорошо, Шалва, не оправдывайся, извини, что перебил. Я виноват, плохо, неточно выразился. Ты лишь присоветуй Жеволубу уехать на недельку из Москвы.
— Так-так, — Шалва рассмеялся. — Конечно, дорогой, переговорю. Как тебе позвонить?
Гуров дал свой телефон, поблагодарил, хотел сказать, что теперь с него причитается, промолчал — такие вещи подразумевались сами собой.
На следующий день Еланчук, как обычно, приехал в офис СП «Витязь» около девяти, зашел к секретарше, чтобы взять почту, и удивился, увидев, что девица уже на месте, так как обычно она появлялась на час позже.
— Доброе утро, Вера. — Он кивнул, взял стопку газет. — Такой пасмурный, серый день, а вам не спится?
— Юрий Петрович, как жить будем? — Вера всхлипнула, некрасиво кривя рот и обнажая редкие зубы. — Куда нам теперь?
— А что случилось? — Еланчук присел на стул, почувствовал — вести будут недобрые.
— Вы не в курсе? — Девица прижала платок к покрасневшим глазам. — Ну да, вы вчера после обеда уехали. Разорились мы, лопнули! Сам, — она кивнула на дверь начальника, — уже распродает машины, факсы-шмаксы, карманы набивает.
— Верочка, успокойтесь, расскажите все по порядку. Я ведь тоже работаю в данной лавочке, мне интересно. — Еланчук поддернул брючину, закинул ногу на ногу.
— И рассказывать нечего. Вчера после обеда собрал нас этот, — Вера снова кивнула на дверь, — и сообщил, что кто-то был должен нам, мы должны другим, в общем, приветик! Собирайте вещички, разбегайтесь по домам. Обещал чего-то еще подбросить, врет, конечно.
— Он здесь? — спросил Еланчук.
— Как же, дождетесь! Вот пришла спозаранку, поддежуриваю. Вчера как вышли из этих дверей, так брызнули все в разные стороны! Сей минут ваш амбал звонил, как его?
— Виктор, — подсказал Еланчук, — Жеволуб.
— Во-во! Слюнявая свинья! — Девица дернула плечиком, скривилась, видимо, воспоминания об охраннике не доставляли ей удовольствия. — Говорит, передай моему шефу, значит, вам, Юрий Петрович, мол, приболел, в больницу ложусь. Каково? Он приболел? Все, с концами, накрылись медным тазом!
— Все проходит, — философски изрек Еланчук и прошел в свой кабинет.
Что контору прикроют, Еланчук не сомневался. Почему так быстро? Жеволуб скрылся, это очень плохо и опасно. Когда он рядом, спокойнее. Сейчас он готовится к выполнению задания, то есть ликвидации своего бывшего шефа. Я не Гуров, мне не уберечься. Еланчук сел за стол, развернул газету и нервно зевнул. Потягаться в уме, теоретических выкладках я с сыщиком еще могу, а в острых ситуациях я против него пустое место. Почему пустое? Труп отнюдь не пустое место, это вполне материальное мертвое тело. Позвонить, что сказать? Просить, чтобы он меня спрятал в подвал, как мешок картошки на черный день? Только без нервов, приказал себе гэбист. Или ты не бывал на грани провала? Случалось, правда, тогда грозила лишь тюрьма. Он был человеком, прошедшим отличную школу, и быстро взял себя в руки, начал просчитывать ситуацию, пытаясь предугадать, где, как и когда собирается напасть Жеволуб.
От этого «увлекательного» занятия его оторвал телефонный звонок. Еланчук снял трубку, с удовлетворением отметив, что рука у него не дрожит, даже не потеет.
— Добрый день, вас слушают.
— Добрый, хотя и пасмурный, — произнес уверенный, слегка насмешливый голос. Еланчук сразу узнал Гурова. — Ваш ближайший приятель не вышел на работу, так вы не волнуйтесь, Юрий Петрович, человек жив и здоров.
— Он звонил секретарю, сказал, что болен, даже упомянул больницу.
— Врет. По моим данным, мужик здоров, сейчас либо пакует чемодан, либо уже уехал из Москвы. Он вернется не раньше чем через неделю. Кстати, я сегодня тоже улетаю на несколько дней.
— Даже так? — Еланчук замялся. — «Витязь» разорился, и его прикрыли, так что по данному номеру вы больше не звоните.
— Разорился? Вот беда! Капитализм — не только хлеб с маслом, а коммерция — не всегда купи-продай, — усмехнулся Гуров. — Я из своего отлета секрета не делаю, кому интересно, пусть узнает.
— Я вас понял, передам обязательно, всего вам доброго.
— Спасибо, счастливо оставаться.
Еланчук некоторое время разглядывал телефонную трубку как нечто малознакомое, бережно положил на место. Жеволуба выслали из города? Быстро работает Гуров. Как ему такое удалось? Естественно, он не может задействовать официальные органы, дал команду через агентуру. Но у сыщика угро, какой бы он талантливый ни был, нет и не может существовать агентуры под Жеволубом. Однако факт остается фактом: амбала убрали, неделя мне гарантирована. Как передать дезу, что Гуров улетает? Сыщик сообщил дезинформацию, сомнений нет, никуда он не улетает, выманивает наркотик из укрытия. «Витязь» прикрыл и выбросил на свалку за ненадобностью американец, тут также сомнений нет. Тогда он должен мне позвонить, каждый день звонит, сегодня появится непременно. А если он распорядился о моей ликвидации и успокоился? Так не бывает, человек должен получать подтверждение, что приказ выполнен. Гость обязан перестраховаться, тем более когда он имеет дело с русским исполнителем. Нельзя отходить от телефона, необходимо ждать.
Звонок раздался лишь в начале пятого.
— Здравствуйте, Юрий Петрович, — услышал Еланчук долгожданный голос и акцент, понял, что гость и полномочный представитель Организации сильно взволнован.
— Здравствуйте, рад вас слышать. Жду звонка с нетерпением, — быстро заговорил Еланчук. — У меня масса новостей. Начну с плохих. О'кей?
— О'кей!
— Наша контора разорилась, завтра начнут выносить мебель. — Еланчук не собирался демонстрировать свою осведомленность, что в кредите отказал именно американец. — Я остаюсь без крыши и без денег.
Гэбист умышленно начал с личных дел и денег, что совершенно естественно. Но главное, он хотел услышать ответ, по которому можно будет судить, поставили на нем крест или собираются еще сотрудничать.
— Плохо. Вам, русским, надо учиться бизнесу, — ответил американец. — Что еще?
— Мне лично достаточно, — с некоторым вызовом сказал Еланчук. — Заболел мой личный помощник. Якобы заболел, на работу не вышел, мне ничего не сообщил, передал через секретаря, что ложится в больницу. Я думаю, он врет и просто сбежал.
Еланчук, улыбаясь, слушал долгую паузу, представлял себе, как ошарашен «руководитель», как он клянет русских, на которых абсолютно ни в чем нельзя положиться, сколько денег ни заплати.
— Извините, тут меня отвлекли, — оправдывая столь долгое молчание, солгал американец. — Плохое вы сообщили, что хорошего?
